Четверг. О Тайной вечери
Лк.22:1–39/ 1Кор.11:23–32 / Мф.26:1–20/ Ин.13:3–17/ Мф.26:21–39/ Лк.22:43–45
Сегодня – день, когда Господь во время празднования Ветхозаветной пасхи установил таинство Пасхи Новозаветной, таинство Евхаристии, таинство его Тела и Крови.
Незадолго до этого над Господом, еще живым, был совершен, словно над уже усопшим, обряд приготовления к погребению. Это сделала Мария, сестра Марфы, возлив на Него миро. Это было настолько важно, что Господь сказал, и все четыре Евангелиста приводят его слова: «Истинно говорю вам: где ни будет проповедано Евангелие сие в целом мире, сказано будет в память ее и о том, что она сделала».
А на самой пасхальной вечери Господь, первым делом «взяв полотенце, препоясался; потом влил воды в умывальницу, и» стал делать нечто немыслимое и невозможное в любом сообществе, где есть учитель и ученики. Он «начал умывать ноги ученикам и отирать полотенцем, которым был препоясан». Очевидно, сначала Он подошел к Петру. Петр был готов на все для Учителя. Он с радостью сам бы омыл Ему ноги. Но когда Сам Иисус для этого приступил к нему, он ужаснулся: «Господи! Тебе ли умывать мои ноги»? «Не умоешь ног моих вовек»! И тут Господь и Петру, и вообще всем желающим быть с Ним поставил одно непременное условие: «Если не умою тебя, не имеешь части со Мною». Если не примешь Моего рабского служения тебе, ты Мне чужой!
Петр из этого понял только одно: не иметь части с любимым Господом и Учителем – погибель. И если уж таково условие, то – «Господи! не только ноги мои, но и руки и голову».
А дальше пришло время вспомнить и другие, еще ранее сказанные Господом, еще более непонятные и страшные слова: «Истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить крови Его, то не будете иметь в себе жизни. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную; и Я воскрешу его в последний день» (Ин. 6, 53–54). И вот теперь Господь, «взяв хлеб и благословив преломил и, раздавая ученикам, сказал: приимите, ядите: сие есть Тело Мое. И взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из нее все; ибо сие есть Кровь Моя нового завета, за многих изливаемая во оставление грехов». А поскольку это сказал Тот же, Кто единым словом вызвал из небытия весь мир, то – можем ли мы сомневаться, что хлеб и вино тут же сделались Его истинными Телом и Кровью? А чтобы это продолжалось вовек, Господь постановил: «сие творите в мое воспоминание».
Вот оно – главное таинство церкви: мы все вместе, Христос посреди нас и питает нас Своими Телом и Кровью! И это еще страшнее, чем принять умовение ног.
Когда мы приступаем к этому таинству, – что здесь: неслыханная дерзость или сверхъестественное смирение? Чтобы было второе, а не первое, Апостол предостерегает: «Кто будет есть Хлеб сей или пить Чашу сию Господню недостойно, виновен будет против Тела и Крови Господней. Да испытывает же себя человек, и таким образом пусть ест от Хлеба сего и пьет из Чаши сей. Ибо, кто ест и пьет недостойно, тот ест и пьет осуждение себе, не рассуждая о Теле Господнем».
Но при всем этом не отгоняет нас Апостол от Чаши, не говорит «не приступайте», мол, все равно нет у вас сверхъестественного смирения, а значит, – будет неслыханная дерзость. Приступайте. Но только будьте готовы ко всему: и к исцелению, и к усилению болезни, и к радости, и к скорби. И к самой смерти. И к тому, что будут укорять: вот, часто причащается, святой нашелся!
А приступив, нельзя оглядываться назад, мол, а вдруг я причастился недостойно? Смотреть надо все время вперед. И приступая, молимся: «да не в суд или во осуждение будет мне причащение пречистых Твоих таин» (Молитва перед причащением). И приступив, тоже – вперед: «и сподоби мя до последнего издыхания, неосужденно приимати пречистых Таин освящение» (Благодарственная молитва). И если вдруг за недостоинство все же постигнет нас нечто, то ведь для того мы только и «наказываемся от Господа, чтобы не быть осужденными с миром».
Служба “Двенадцати Евангелий” Страстного Четверга
1980 г. Антоний, митрополит Су́рожский Проповеди
Вечером или поздней ночью в Страстной четверг читается рассказ о последней встрече Господа Иисуса Христа со Своими учениками вокруг пасхального стола и о страшной ночи, одиноко проведенной Им в Гефсиманском саду в ожидании смерти, рассказ о Его распятии и о Его смерти...
Перед нами проходит картина того, что произошло со Спасителем по любви к нам; Он мог бы всего этого избежать, если бы только отступить, если бы только Себя захотеть спасти и не довершить того дела, ради которого Он пришел!.. Разумеется, тогда Он не был бы Тем, Кем Он на самом деле был; Он не был бы воплощенной Божественной любовью, Он не был бы Спасителем нашим; но какой ценой обходится любовь!
Христос проводит одну страшную ночь лицом к лицу с приходящей смертью; и Он борется с этой смертью, которая идет на Него неумолимо, как борется человек перед смертью. Но обыкновенно человек просто беззащитно умирает; здесь происходило нечто более трагичное.
Своим ученикам Христос до этого сказал: Никто жизни у Меня не берет – Я ее свободно отдаю... И вот Он свободно, но с каким ужасом отдавал ее... Первый раз Он молился Отцу: Отче! Если Меня может это миновать – да минет!.. и боролся. И второй раз Он молился: Отче! Если не может миновать Меня эта чаша – пусть будет... И только в третий раз, после новой борьбы, Он мог сказать: Да будет воля Твоя...
Мы должны в это вдуматься: нам всегда – или часто – кажется, что легко было Ему отдать Свою жизнь, будучи Богом, ставшим человеком: но умирает-то Он, Спаситель наш, Христос, как Человек: не Божеством Своим бессмертным, а человеческим Своим, живым, подлинно человеческим телом...
И потом мы видим распятие: как Его убивали медленной смертью и как Он, без одного слова упрека, отдался на муку. Единственные слова, обращенные Им к Отцу о мучителях, были: Отче, прости им – они не знают, что творят...
Вот чему мы должны научиться: перед лицом гонения, перед лицом унижения, перед лицом обид – перед тысячей вещей, которые далеко-далеко отстоят от самой мысли о смерти, мы должны посмотреть на человека, который нас обижает, унижает, хочет уничтожить, и повернуться душой к Богу и сказать: Отче, прости им: они не знают, что делают, они не понимают смысла вещей...
